"горянке"

горя́нке

Я получил его, когда два дня подряд, или даже больше, писал рассказ о Горянке, вернее, о нашей любви.

Сами горы помогают горянке в верности:
благодаря их неприступности -- нет случайных гостей.

Однажды батрачил Васютка в деревне Горянке, что за лесом. И пришла к нему старушка, попросила дом починить.

Особенно любила девочка на заре полураздетой сбежать к речке Горянке и окунуться если не полностью, то хотя бы по пояс, а затем зайти по колени в прозрачную

Печорин пил бы и язвил, отпускал непристойные комплименты и шуточки бледной с влажными от позднего тумана и тайных слез щеками горянке.

Именно о них поэт Расул Гамзатов написал когда-то в поэме "Горянке" свои великолепные строки: "Во век из меня бы поэта не вышло, даю вам зарок!

Чернобородый улыбнулся горянке, и она улыбнулась ему в ответ.

Хотел, было пройти мимо, но, узнав ее имя - "Марта", остался, и снова женился, теперь уже на горянке. Стали они жить, хозяйство вести.

Чара изменилась в лице:
-Как ты сказал Свадебные барабаны- перед мысленным взором девушки тут же мелькнула картинка, как старая Шакша предсказывает горянке

Из-за таких вот истеричек я в Горянке всего полгода продержался. И черт меня дернул улыбнуться ей тогда!

Посетив Владикавказ и влюбившись в нее, он сделал предложение горделивой горянке.

Пусть "голодает" тут годами, а потом катится к своей горянке-колхознице.
- Не волнуйся, скоро он и так "покатится" в свой отпуск, уже через месяц.

Горское общество не было в лице Казбича поставлено "во враждебное отношение" к горянке. Наоборот, Казбич хотел вернуть Бэлу в лоно родных гор.

Русопятая Катя (Каталина), в противовес хрупкой, но семижильной горянке Айдан, - тревожная антитеза, встречающаяся у многих российских женщин-литераторов

Как объяснить горянке, что в Москве ковры вышли из моды, что висящий на стене ковёр только собирает пыль Хотелось бы, чтобы в её натруженные руки попали

С каждым днём мысли молодого пастуха всё чаще устремлялись к черноволосой горянке. Юлай лишился невозмутимости и спокойствия.

Вильгельм I носил прозвище "Uilleam Garbh" ("Вильгельм Грубый") [7], в романе оно в форме "Garh" перешло к девушке-горянке, сопровождавшей короля в его

Любовь европейца к горянке оказалась невозможной.

Его любовь к горянке становится противовесом его презрительного отношения к горцам. Отеческая любовь к Бэле возвышает душу Максима Максимыча.

И сейчас, будто она могла объяснить, почему и куда незнакомцы увезли маму, козлёнок вприпрыжку подбежал к горянке.